Предлагаем вашему вниманию воспоминания прихожан нашей обители о сестрах Малаховых, любимых и почитаемых многими жителями Рязани.
С матушками Марией Константиновной и Анной Константиновной Малаховыми мы поддерживали тесные отношения в последние годы перед их кончиной.
Я знала матушку Марию еще с того времени, когда в детстве со своей тетей, монахиней Екатериной ходила в храм Бориса и Глеба — она там пела на клиросе. Высокая, прямая и не стареющая, она всегда была воспоминанием «из моего детства», символом того времени.
Прошло много лет, тетя моя умерла. Однажды мы с мамой пошли к вечерне в храм Бориса и Глеба, и после службы на остановке встретили матушек. Они тихонько шли, поддерживая друг друга. Я совсем не знала тогда матушку Анну, и то, что они сестры. И мне вдруг ужасно захотелось подойти к ним. Матушка Мария казалась мне чем-то недосягаемым. Мы с мамой с трепетом подошли, что-то спросили, и почему-то у меня слезы хлынули из глаз, так мне захотелось к ним прикоснуться.
Со временем здоровье мамы пошатнулось. Как-то вечером я увидела, что она неразборчиво говорит и лицо немного перекошено. По просьбе мамы я не стала вызывать «скорую», не знаю, как дожила до утра воскресного дня и пошла в храм, вся в слезах, а когда выходила, увидела матушек, они шли к поздней. Я сразу, как к родным, устремилась к ним и с рыданием все рассказала. Они сказали посоветовали пойти к врачу. Я так и сделала. Маму положили в инсультное отделение. Это было мучительное время для меня, от мамы из больницы не выходила, пребывая в бесконечном стрессе.
Прошел еще год, у мамы обнаружили онкологию. Начались мытарства. Дорогих лекарств ей не давали, а от дешевых становилось только хуже. Какое-то время дорогие препараты покупали сами, а потом мы и вовсе отказались от лекарств, мама перестала их принимать — будь что будет. И так пять лет прожили без осложнений. За это время я несколько раз сменила работу, в конце – концов, снова уволилась и совершенно не знала с чего начать.
Вот тогда-то мы с матушками как-то особенно сплотились, они пригласили нас к себе домой. Жили они особенно скромно. Лампочка под потолком без абажура, старенькие обои, алоэ на подоконнике, старинный сервант на крохотной кухоньке, забитый лекарствами, форточка на веревочке всегда приоткрыта. Иконки по углам да иконостас в спальне старенькие, как в деревнях и ничего нового, современного. Когда мы приходили к ним излить наболевшее, они нас внимательно слушали, и уже от этого становилось легче. Меня тянуло к ним как магнитом, хотелось что-то сделать, чем-то помочь. Но они только иногда позволяли вымыть полы, постирать шторы или еще что-то, говоря: «У нас хорошо все, чисто». Не обращая на внешнюю сторону никакого внимания, они могли и утешить, и подбодрить, и рассмешить. Как — бы извиняясь за обстановку, что обои на видном месте сильно изношены, говорили: « Да мы все помирать собирались, вот ремонт и не делали». Потом все вместе смеялись.
Как сейчас помню голос матушки Анны по телефону, когда мы звонили к ним перед выходом из дому: «Лена, батончик хлебушка». И больше ничего, только иногда лекарства.
Матушки умели радоваться всему: красоте деревьев за окном, солнышку, что светит, говорили, как хорошо они сейчас живут: всегда есть хлебушек и всего сполна. Когда мы к ним приходили, матушка Анна говорила: «Сейчас яишенку сделаю, чайку попьем…»
Матушки всегда радовались, когда на 9 мая приходили школьники с цветами и поздравляли их с Днем Победы. Эти цветы у них долго стояли, и им было это приятно. А на прощанье они всегда что-то давали с собой и говорили: «Мы вам сейчас рукой помашем из окна», и провожали нас. И мы долго видели их фигурки в окне и махали им рукой до поворота. Так было всегда.
В беседах с ними запомнилось, что матушка Анна называла самым страшным грехом отчаяние, всегда меня успокаивала, советовала, чтоб я чаще отдыхала. Жалела и очень трепетно ухаживала за матушкой Марией: поправит ей шальку, принесет поддевку. Они жили на одном дыхании, и нежно называли друг друга Маня и Нюра.
Что касалось церковного устава, порядка служб, они знали все неукоснительно, читали молитвы напамять, без календаря знали черед всех праздников. Бывали в разных храмах. Особенно выделяли Казанский монастырь. И мне советовали побывать там на службе.
Память у матушек была удивительной. Они уже не могли читать, у матушки Марии видел только один глаз и то очень плохо. Побывав свидетелями многих событий, пропустив через себя множество имен, они понимали друг друга с полуслова, вспоминали Псково-Печерский монастырь, где часто бывали и подолгу жили. Прочитав книгу «Несвятые святые» архимандрита Тихона, и много раз перечитывая ее потом, я не хотела возвращаться в реальность. А матушки знали этих старцев – Иоанна Крестьянкина (книгу с его проповедями они подарили нам), отца Серафима, казначея отца Нафанаила, отца Мелхиседека, сторожа отца Аввакума.
Однажды, с Божией помощью, мы съездили в Срезневский монастырь к матушке Мариамне, келейнице Анны Срезневской, хранительнице иконы Матери Божией «Споручницы грешных». Мы знаем, что матушка юродствовала и много испытала в жизни. Приезжих было мало, все старались прикоснуться к матушке Мариамне, заговорить с ней. Жила она тогда в маленьком закутке при дверях храма, там была печка, во всем простота. Она говорила с нами очень тепло, и мы уезжали оттуда воодушевленными.
И как-то мы рассказали нашим матушкам, что ездили к матушке Мариамне, а матушка Анна, показывая на матушку Марию, говорит: « Это подружка ее», и говорила так не один раз. Больше мы ничего не спрашивали.
Из прошлой жизни матушек знаем только, что матушка Мария работала на «торфу», как многие раньше, а потом оказалась в Ленинграде. Что их брат Фрол прошел всю войну, из-за гангрены ему отняли ногу. Что дедушка у них был священником, прошел ссылки и лагеря, позже построил часовню, куда многие приходили и исцелялись.
Последний год жизни матушка Анна тяжело болела, несколько раз попадала в больницу, проходила тяжелые диагностические процедуры, но никогда не жаловалась, не рассказывала об этом, а только благодарила Бога за все, и всегда очень переживала за матушку Марию, как она там без нее. В больничную палату к ней шел поток людей, что удивляло многих, а она просто общалась со всеми, только говорила, что не надо сильного внимания, чтобы не было зависти ни у кого.
Когда матушку Анну выписали из больницы, мы с ее согласия приехали к ним на следующий день. Они нам были особенно рады, мы горячо обнялись. А через несколько дней матушка Анна умерла. Даже в день смерти она встала с кровати и подошла к телефону, когда кто-то позвонил. Им звонило всегда очень много людей. Затем попросила читать отходную молитву по исходе души, потом уснула. Когда к ней подошла матушка Мария, матушка Анна уже не дышала.
Только на отпевании и похоронах я узнала, как часто к ним приходили батюшки, которых они окормляли и утешали, и многим помогали неприметно.
Нас они просили молиться о здравии: Анастасии, Константина со сродниками, о упокоении: Константина, Анастасии, Флора со сродниками. О чем и мы просим.
Елена и Анна Печенкины