Купеческий род Живаго был достаточно известным в Рязани с 18 века. Многие его представители играли заметную роль в жизни рязанского общества и проявили себя как в коммерческой сфере, так в общественной и благотворительной. А более поздние потомки, переселившиеся Москву, сумели реализовать свои способности и в иных сферах.
Дед Михаила Афанасьевича был крупным торговцем и значимой фигурой в административном управлении – занимал какое-то время должность бургомистра Рязани. Отец Афанасий Андреевич (1764-1840) имел торговые лавки в Гостином дворе, где оживленно шла торговля овощами, виноградными винами, позже и мануфактурой. С молодости служил на разных общественных постах. Например, пять лет подряд избирался заседателем гражданского суда. Был женат на дочери богатого рязанского купца И.А. Анурова – Марине Ивановне.
Семья была многодетной: пять сыновей и четыре дочери. Все дети, кроме Михаила, повзрослев, разъехались по столицам, где успешно строили свои карьеры. И лишь старший сын – Михаил Афанасьевич, купец 3-ей гильдии, продолжил дело отца в Рязани.
Михаил Афанасьевич, видимо, не любил публичности, суеты. Он больше был склонен к тихому и неспешному образу жизни. При нем и торговля не шла так бойко, как при отце. И никакие общественные должности в миру его не привлекали. Он любил богослужения, любил храм Симеона Столпника, который находился вблизи Скоморошинской улицы. Семейство Живаго с давних времен состояло в ее приходе, поскольку проживало в районе Затинной-Садовой улиц.
Двенадцать лет подряд Михаил Афанасьевич избирался старостой Симеоновской церкви. Обычно старост выбирали из числа благочестивых и прилежных прихожан, тех, кто больше опекал храм и жертвовал на его нужды. Видимо, таким и был купеческий сын Михаил. Кроме того, он пожертвовал значительную сумму на обновление Архангельского собора в Рязанском кремле. В возрасте 67 лет в 1858 г. Михаил Афанасьевич умер «от тифозной горячки». Был отпет в родной церкви и похоронен в Казанском монастыре. На его могиле были установлены серая гранитная плита и каменный крест.
До этого его самых близких родных хоронили на других кладбищах: деда — в Троицком монастыре, отца – в Спасском монастыре. Почему же не нашлось там места для Михаила Афанасьевича? Здесь мы вступаем в область догадок, довольных близких к реальности.
Дело в том, что решение о захоронении в Казанском монастыре, вероятнее всего, было принято по совету старшего брата Сергея Афанасьевича Живаго (1794-1866) – самого известного в Рязани представителя рода Живаго. Он навсегда вошел в историю города своими благотворительными делами на благо его жителей, несмотря на то, что с 1821 года считался московским купцом. На средства Сергея Афанасьевича появились в Рязани первый банк, первый родильный дом, первое ремесленное училище. Были и другие благие дела.
За три года до смерти брата Михаила в Казанском Явленском девичьем монастыре была устроена община для бедных девушек. На ее содержание поступали проценты со вклада (5000 руб. серебром), положенного в 1855 г. в Приказ общественного призрения некоей четой из Москвы. В учредительном документе говорилось, что «лицы общины обязаны молиться об усопших родителях благотворителей и о здравии их самих, а по отшествию их в вечную жизнь – об упокоении их душ». Оставивший запись об этом протоирей Николай Ильдомский не называет имен благодетелей по их просьбе, но дальнейшие события показали, что это были Сергей Афанасьевич Живаго и его жена Марина Ивановна.
Когда умирает брат Михаил, в Рязани никого из его близких родственников не остается. Единственный сын Иван в это время заканчивает в Москве университет и забирает к себе овдовевшую мать и сестру. Для родственников возникает вопрос: кому ухаживать за могилой, заказывать панихиды? Самым хорошим вариантом, как мы предполагаем, оказывается некрополь Казанского монастыря, где его бедные обитательницы уже содержатся на средства С.А. Живаго и возносят молитву о них самих и родителях. Лучших опекунов для могилы Михаила и верных молитвенников за упокой его души нельзя и пожелать. Видимо, поэтому и решили похоронить Михаила Живаго на этом кладбище.
Возможно, в связи с этим Сергей Афанасьевич усилил свою опеку над Казанским монастырем, а, может быть, это планировалось им и ранее. Как бы то ни было, в 1861 году он учреждает при общине больницу «для презрения бедных, престарелых и больных святой обители». А в 1862 году составляет проект городского общественного банка для Рязани, дает на его создание 20 тыс. рублей. При этом определяет объекты благотворительности, на которые должна идти прибыль банка, в том числе 10 процентов прибыли ежегодно – на больницу и училище для девушек при Казанском женском монастыре. Деньги на эти цели стали поступать с 1866 года (уже после смерти самого Сергея Афанасьевича), когда у банка появилась прибыль. Год от года размер отчислений менялся и зависел от прибыли банка. Так 1872 году эта денежная сумма выражалась в 3 тыс. рублей.
Нужно сказать, что и в Москве, где Сергей Афанасьевич Живаго вел широкую коммерческую и общественную деятельность, большие суммы направлялись им на церковные нужды. Так, церковь Успения Богородицы на Успенском вражке (Газетный пер., 15) – была полностью перестроена в 1857-1860 гг. на средства купца С.А. Живаго – старосты этой церкви. После его смерти младший брат Иосиф, живший с ним в одном доме, занял эту должность и заботился щедро о благообразии храма. А умирая (1889 г.), он составил завещание: 14 тысяч было отписано московской церкви Успения Богородицы и от 1 до 5 тысяч рублей — рязанским церквям: на содержание и украшение храма Симеона Столпника, Скорбящей церкви, Троицкому и Ольговскому монастырям, а также рязанскому миссионерскому обществу.
Говоря о благочестивости и щедрости в богоугодных делах представителей рода Живаго, нельзя не упомянуть еще об одном брате Михаила – Семене Афанасьевиче Живаго. Он оказался самым бездарным в коммерческих делах. Больше всего на свете любил рисовать. Отец, надеясь на исправление Семена, пристроил его в Москву к другому сыну Ивану – успешному виноторговцу, у которого московская знать закупала лучшие иностранные вина на Лубянской площади. Но этот бизнес не увлек Семена Афанасьевича. Его рисунки случайно попались на глаза великому князю Михаилу Павловичу, и тот, почувствовав большой талант юноши, помог ему поступить в Императорскую академию художеств «за казенный счет». В конце концов, Семен становится профессором исторической живописи в той же академии. В 1842 году получил звание профессора за образ «Крещение Господне». В его творчестве картины религиозного содержания занимали главное место. Он много писал для московских церквей, 12 икон для Исаакиевского собора – это целый иконостасный ряд. Монастыри в Рязани – Спасский и Казанский — также имели его иконы. Для Казанского монастыря он написал «Тайную вечерю», «Моление о чаще», «Явление Богородицы Святому Сергию». Две последние иконы числятся в фондах Рязанского музея-заповедника.
Вот такие замечательные братья были у Михаила Афанасьевича Живаго. Все они были люди глубокой веры и были счастливы служить Богу тем, что имели и что умели.
Остается сказать о детях Михаила Афанасьевича. Их было двое. Дочка не вышла замуж и жила в семье брата. А сын Иван Михайлович (1836-1907) прославил фамилию в сфере педагогики. Поначалу он преподавал в разных учебных заведениях, в т.ч. военных корпусах. А в 1866 году его избрали (в условиях жесткой конкуренции) инспектором Московской Практической академии коммерческих наук. 30 лет Иван Живаго стоял во главе этого престижного учреждения и заслужил 7 орденов (Святослава, Анны и Владимира разных степеней). Ему было присвоено звание действительного статского советника, что предоставляло право именоваться дворянином ему и его детям. Первым звания потомственного дворянина получил художник Семен Афанасьевич Живаго, вторым – Иван Михайлович. Так два представителя купеческого рода Живаго перешли в другой сословный класс.
Незадолго до смерти Сергей Афанасьевич Живаго назначил племянника Ивана почетным попечителем всех благотворительных учреждений в Рязани. Четверо внуков Михаила Афанасьевича обрели профессии в педагогической, юридической, инженерной областях. Они не пострадали в советское время, как потомки купеческого рода, так как ушли из жизни до кровавых тридцатых годов. А внучка Надежда в 1923 году эмигрировала в США.
В заключение приведу фразу Сергея Афанасьевича Живаго, которая, мне кажется, является эпиграфом к судьбам всех представителей семейства Живаго:
«Всякого, кого Бог благословил счастьем, хотя бы и вдали от родины, должен помнить, что Божье благословение будет прочно только в том случае, если он, трудясь для себя, не будет забывать ближних своей родины…»
Так жили, так думали и так поступали все представители рода Живаго. Поэтому до сих пор мы помним о них.
Р.S. Удивительно, что сохранилось надгробие с могилы Михаила Афанасьевича Живаго: серая гранитная плита с вырезанной надписью: «Здесь покоится прах Михаила Афанасьевича Живаго. Родился 6 ноября 1792 года. Скончался 21 февраля 1858 года». Находится эта плита на Скорбященском кладбище, и к ней была прибита табличка с данными о другом человеке. Было бы справедливо перенести эту плиту на территорию Казанского монастыря.
Надгробие М.А. Живаго, перенесенное на Скорбященское кладбище Рязани. Фото Ирины Кусовой, 2014г.
Источники:
1. Кусова И.Г., Чикваркина Г.Н. Живаго. История рода, история банка. Рязань. 2014.
2. Ильдомский Н. Об учреждении общины и при ней больницы в Казанском Явленском девичьем монастыре в г. Рязани. Рязань, 1861.
3. ГАРО. Ф. 152. Общественный банк Сергия Живаго в Рязани.
4. Любарский К. Рязанский Некрополь. Казанский девичий монастырь. Рязань. 1916.